Департамент культуры администрации г.о.г. Арзамас Нижегородской области

Арзамасский историко-художественный музейМузей Арзамаса

Открыт в 1957 году

25 декабря 2020 г.Щеглетова Алина Евгеньевна

КОЖЕВЕННОЕ ПРОИЗВОДСТВО В АРЗАМАСЕ В КОНЦЕ XIX – НАЧАЛЕ XX ВЕКОВ (по воспоминаниям К.В. Бебешина)

Кожевенный промысел появился в Арзамасе в XVII в. и развивался почти 300 лет, принося высокую прибыль владельцам. Арзамасские купцы Бебешины, много лет занимавшиеся кожевенным производством, являлись яркими представителями городской купеческой знати.

Кожевенный и скорняжный промыслы появились в Арзамасе еще в XVIIв. и развивались, принося высокие барыши владельцам, почти 300 лет. Арзамасские кожи считались одними из лучших в России [1, с. 36].

Арзамасские купцы Бебешины, на протяжении многих лет занимавшиеся кожевенным производством, являлись яркими представителями городской купеческой знати. В фондах Историко-художественного музея г. Арзамаса хранятся воспоминания Константина Васильевича Бебешина, сына арзамасского купца IIгильдии Василия Николаевича Бебешина и Людмилы Андреевны Зворыкиной. Он родился в 1882 г. в г. Арзамасе, в1907 г. окончил медицинский факультет Московского университета и стал врачом. Воспоминания написаны им в 1951 г. в Москве. Они являются уникальным источником по изучению истории Арзамаса на рубеже XIX–XXвеков, в частности, подробным образом описывают технологию выделки кож и знакомят нас с интересными деталями, связанными с этим ремеслом [2].

Два брата Сергей Николаевич и Василий Николаевич Бебешины проживали большой семьей в каменном доме на Купеческой улице, вблизи церкви Благовещения (ныне улица Коммунистов, 6). Их отец, Почетный гражданин Арзамаса Николай Сергеевич Бебешин, умер в 1845 г. и оставил своим сыновьям небольшой кожевенный завод и по четыре тысячи денег каждому. Сергей Николаевич был главой дома, собственных детей не имел, но иногда занимался воспитанием девятерых племянников от брата Василия.

Братья не только мирно прожили всю совместную жизнь под одной кровлей, но и вместе занимались доставшимся в наследство кожевенным заводом. Они активно торговали как в Арзамасе и его окрестностях (продавали кожевенный товар сапожникам соседнего села Выездной Слободы), так и за его пределами, ежегодно снимали на Нижегородской ярмарке павильон для торговли на весь сезон. Со временем к делу стали привлекать и подрастающих сыновей Василия Николаевича: «Брату Сереже сравнительно рано пришлось приступить к работе в помощь дяде и папе, и он не кончил уездного училища, которое в свое время весьма успешно закончил папа…Поэтому Сергей Васильевич был менее образован, чем последующие братья Илья и Михаил Васильевичи, окончившие уездное училище» [2, с. 4].

По мере подрастания и окончания городского училища к торговому делу привлекалось все молодое поколение мужской половины семьи Бебешиных: Дмитрий Васильевич, Михаил Васильевич, Илья Васильевич, Николай Васильевич. Самый младший из братьев, Константин, успешно проучившись в арзамасском городском училище лишь один год, продолжил обучение в Нижегородской гимназии, поскольку проявлял интерес к учебе, да и взрослые ничего не имели против, «так как молодых хозяев в небольшом деле (кожевенный заводик и оптовая закупка и отправка свинины в Москву и солка баранины для уезда) было более, чем достаточно» [2, с. 14]. Из всех братьев заводом больше всего интересовался Сергей Васильевич, который до смерти отца был его заместителем по коммерческим делам.

Приказчиком у Сергея Николаевича и Василия Николаевича Бебешиных работал их двоюродный брат Николай Федорович Вилянов из семьи бывших крепостных А.С. Пушкина Виляновых. Николай Федорович был человек нестяжательный, не имел купеческой сноровки нажить капитал, собственная коммерция у него не клеилась. Вероятно, поэтому он и работал у двоюродных братьев, в отношениях с которыми был близок, родственником-приказчиком и ездил один или с братьями в уезд за покупкой кожи для завода, мяса для солки и по другим делам.

Как же проходил день? За утренним чаем собирались взрослые и старшие сыновья Василия Николаевича, часто приходил Николай Федорович Вилянов, определялось, кто и что должен делать. Часов в 9 утра ехали на кожевенный завод, часто со взрослыми отправлялись и младшие сыновья, которые с раннего детства видели и перенимали весь технологический процесс выделки кож. Подъезжали к заводу, который находился на берегу реки Теши (в районе современной улицы Складской): «Ворота его большей частью отворены, иногда нас встречает «заводчик», т.е. старый среди заводских рабочих, причем всего рабочих было человек 10-25, смотря по потребности рынка. Происходили они из крестьян пригородного села Новый Усад и деревни Озерки» [2, с. 22].

Работники обычно в субботу часа в три пополудни, заканчивали рабочую неделю и шли в дом Бебешиных получать свой заработок за неделю. Деньги им выдавали, и они шли домой к семьям. Рано утром в понедельник все работники возвращались на завод. Проверкой их прихода занимался заводчик. Заводчик работал на заводе круглый год. Некоторые рабочие также работали по несколько лет, но рядились по церковным праздникам. Например, от Рождества до Пасхи, от Пасхи до Петровок, от Петровок до Покрова, от Покрова до Рождества, могли быть и другие варианты.

Завод состоял из нескольких зданий, в них обрабатывались, просушивались, и хранились кожи. Какова же технология кожеобработки ? В чугунный котел насыпалась сухая известь, в которую вливали воду из насосов. Вода шипела и пенилась – известь «гасилась». В едкий известковый раствор бросали размоченные кожи, он действовал на кожный эпителий в нужном количестве, шерсть отходила, ее аккуратно отделяли от кожи и собирали, как один из самых ценных отходов. Кожи опускали с плотов на веревках в расположенную рядом реку Тешу, которая в то время была достаточно широкой. После вымочки в воде кожи на станках освобождались от остатков мяса и клетчатки при помощи особых острых ножей и затем для размягчения поступали в кисель (растворенная в небольшом количестве воды и немного побродившая ржаная мука). Отошедшее и отрезанное от кожи мясо и клетчатка высушивались и продавались на клееварные заводы. В киселе кожи отмыкали, принимали нежный вид и после промывки в реке поступали на дубление ивовой или дубовой корой. Для получения дубильной коры на заводе имелись две дуботолки, в которых кора ивы или дуба дробились особыми дубовыми бревнами, внизу снабженными железными бивачами, которые и дробили кору. Из воспоминаний К.В. Бебешина: «В кругу ходила слепая лошадь, если нельзя было купить слепую лошадь, то здоровой завязывали на время работы глаза холстиной, чтобы она спокойнее ходила. Предварительно кору сушили в больших сушильных печах, которые помещались в середине дубильных зданий, называемых «кожевны», где зимой было всегда тепло, и мы с удовольствием ходили туда греться поближе к этим огромным печам. После пяти-шести пересыпок свежею дубовой корой или сокращенно после пяти-шести «дубов» кожа промывалась и высушивалась над кожевнами в обширных чердаках, где с боков была сильная вентиляция, так как в чердачных стенах кирпичи клались не сплошь, а через кирпич. После просушки кожа жирно смазывалась дегтем, который закупался бочками в большом количестве. Все детали этого производства я усвоил в самом раннем детстве, хотя никто меня к тому не понуждал» [2, с. 24-25].

Еще одним направлением торговли арзамасских кожевенников была торговля соленым мясом. Василий Николаевич Бебешин занялся мясным делом сразу после окончания уездного училища. Весной или в начале лета он ехал в Оренбургские степи и покупал там отары баранов и затем перегонял их в Арзамас, причем бараны приходили туда осенью, в сентябре: «Папа рассказывал, что он с главным приказчиком ехал до Оренбурга, где покупали верховых лошадей и оттуда ехали в становище скотовладельцев и покупали отары баранов. Нанимали нужное количество погонщиков и верховых лошадей для них, и начиналась медленная перегонка скота из степей по направлению к Нижегородской губернии, причем нужно было так доставить скотину в Арзамас, чтобы она нагуляла жир, а не истощилась. Поэтому сам папа большую часть пути вел баранов с приказчиком и погонщиками затем, быть может, перешедши Волгу, сдавал баранов главному приказчику, оставлял ему денег, которые платились за право прогона скота, а сам возвращался по Волге пароходом до Нижнего, а оттуда на лошадях в Арзамас. Погонщики получали расчет и отправлялись к себе домой.» [2, с. 46-47].

В семье ждали пригона баранов, потому что тогда начинался убой этого скота, а питании появлялось особое блюдо – гречневая каша в бараньих кишках. Для этого брали кишки жирного барана с их жировыми оболочками, резали их на куски длиной в 20-30 см, один конец завязывали крепко льняной никой, а в образовавшийся мешок набивали гречневой крупы, образовывалась колбаса. Второй конец кишки также крепко перевязывали льняной ниткой, и такие колбасы тушились в печи в больших чугунных сковородах под крышками и подавались к обеду. Такое жирное вкусное блюдо, подавалось после щей или супа, его любили и с удовольствием поедали все члены семь. Оно готовилось все время, пока шел убой баранов (около двух недель). Мясо солилось в 4-х громадных дубовых чанах и как соленое постепенно продавалось на базаре или дома, а также мелким оптом перекупщикам, которые уже сами продавали его с небольшой накидкой на базаре или в уезде. Торговлю мясом на территории дома В.К. Бебешин описывает так: «Двор был летом покрыт травой, которая была умята только у амбаров и у сараев, где было движение различного рода экипажей. Против амбаров, ближе к левой (если глядеть от дома) стороне, стоял навес, под которым были цепные, большие, как на базарах, весы с большими платформами-чашками, на которые наваливали мешки с зерном, с ржаной мукой, дубовую или ивовую кору, туши свиного и бараньего мяса и т.п. Около весов была устроена покрытая толстым протесом площадка, на которой стояли двухпудовые гири, штук 10, 1-2 шт. однопудовых, затем по 20, 10, 5, 2 и 1 фунт» [2, с. 29]. Спрос на соленую баранину был особенно велик к православным праздникам, преимущественно к Пасхе. Ее охотно покупали горожане, чтобы подать к богатому праздничному столу, которому предшествовал многодневный строгий пост. Такая торговля начиналась после обедни в Великую субботу. Баранина продавалась в большом количестве по цене 2 – 4 копейки за килограмм.

Значительную роль в торговом деле купцов Бебешиных, впрочем, как и других представителей этого сословия, играла Нижегородская ярмарка. Именно туда отправляли большую часть кожевенного товара с завода. Еще задолго до открытия ярмарки (10 июля) отбирался тот кожевенный товар. Продукция завода братьев Бебешиных состояла из «полусала», то есть дубленых кож и юфти. Юфть вырабатывалась из дубленых кож, кожи окрашивались сандальной краской в розовый цвет и нарезались особыми острыми железными щетками, так что получался рисунок (клетка), и эта юфть шла в Казань, Оренбург, Гурьев и другие восточные города и в Среднюю Азию, где из нее делали восточную обувь. Такую юфть запаковывали в большие тюки, которые были обернуты рогожей и туго завязывались веревками на особом деревянном станке. Кожи взвешивались, и вес отмечался краской на рогоже, равно как и сорт товара. Так как в Арзамасе в то время не было железной дороги, то товар перевозился на лошадях: приезжали подводы знакомых извозчиков, которые и доставляли товар на ярмарку: «В это время папа с Илюшей уезжали в Нижний на своих лошадях в большом тарантасе, запряженном тройкою или парою, лошади были хорошие. Вся дорога в 120 верст длилась с 5 часов утра, когда выезжали из Арзамаса и на другой день к вечеру подъезжали на ярмарку, где нанимался номер в ярмарочной гостинице, лошади отдыхали в течение ночи и возвращались в Арзамас. На ярмарку больше ездил Илюша, папа оставался с ним недолго, чтобы ориентироваться в ценах на товар и дать указания, как продавать кожу. Каждый год в течение ярмарки наш тарантас совершал несколько путешествий в Нижний» [2, с. 66].

Небольшая купеческая фирма «Братья С.Н. и В.Н. Бебешины в г. Арзамасе» имела ряд преимуществ и считалась в городе одной из крепких и стабильных: она не вела дела в кредит. Из воспоминаний К.В. Бебешина: «На моей памяти никогда никому не был выдан ни один вексель, весь товар покупался на наличные деньги, поэтому покупали с большей уступкой, чем в кредит – это, конечно, был большой плюс в торговом балансе» [2, с. 36]. Кроме того, кожевенный товар, вышедший с завода, продавался лишь в том случае, если цена на него была не особенно низкая. В противном случае, выделанная кожа (юфть и простая кожа) складывалась на год, на два в палатку, пока цены не становились такими, что товар продавали, хотя и с небольшою прибылью. Благодаря этому небольшой кожевенный завод никогда не давал убытка. Убыток был лишь в случае, когда пропадали деньги, которые покупатель не мог уплатить вследствие своей несостоятельности. Еще одним преимуществом являлось то, что до 1890г., кроме Сергея Николаевича и Василия Николаевича в деле работали представители младшего поколения Бебешиных: Сергей, Илья, Михаил. Хозяйский глаз был везде (не было систематических хищений со стороны служащих, приказчиков и др.), как это бывало при одном хозяине. Сохранялась большая сумма денег, которая пошла бы иначе на жалование доверенным, приказчикам и т.п. Все братья были хозяйственными, понимающими свое дело людьми и взрослые могли быть спокойны за порученное им дело. Не последним фактором являлось и то, что при достаточном общественном положении и значимости, семья, особенно Василия Николаевича, была очень скромна в потребностях и денежных тратах. Это поддерживалось его супругой и перешло ко всем детям. Супруги старались оставить им что-то в наследство, по примеру отца, Почетного гражданина Николая Сергеевича Бебешина.

Счастливое существование семьи продолжалось до 1911 г., когда после смерти Василия Николаевича Бебешина, его сыновья разделили наследство. После этого братья стали обособляться и уходить из дома. Еще некоторое время у братьев держался кожевенный завод, но наступившая в 1914 г. Первая мировая война окончательно расстроила всю экономику семьи. Михаил и Николай были мобилизованы на фронт и должны были отойти от дела, которое постепенно и было ликвидировано Сергеем и Ильей. Наступившая затем революция 1917 г. расшатала все прежние устои, а с 1918 г. смерть беспощадно стала косить и молодых, и старых. Началось увядание большой семьи, которая благоденствовала с 1860 по 1910 гг.